звучала приподнятость, и я понимал: этим своим рассказом про биографию нашего бригадира он тоже старается развеять мою хандру. Наверно, как я ни старался казаться веселым, лицо выдавало…

И с этой тревожной мыслью: «Куда же теперь податься, где ночевать?» — в конце смены расстался я с ребятами из бригады. Сергей звал пойти с ним в мотоклуб, но я, сославшись на срочное дело, отказался. Мотоцикл, по правде сказать, не очень-то привлекал меня. Бешеная скорость, надрывный рев двигателя, сизый шлейф дыма за спиной… Нет-нет, это не по мне! Не знаю почему, но влечения к гонкам не чувствовал. Может, — да не покажется это смешным — из-за склонности к размышлениям… Из-за некоторой врожденной медлительности…

Проводив взглядом автобус, на котором уехали парни, я не спеша побрел по улице. Да и куда мне было спешить?!

Шли навстречу прохожие, и я с любопытством всматривался в их лица — молодые, совсем юные и, наоборот, изборожденные сетью морщин, свидетельствующих о долгих прожитых годах… На пиджаках многих из пожилых посверкивал знакомый мне значок участника Великой Отечественной войны. Каждый из них, думал я, встречался и бился с фашистами, ощущал близкое дыхание смерти, верил в победу над врагом и стал победителем. Чего только ни повидали эти люди, какие только тяжелые испытания ни выпадали на их долю, и сейчас несут они на своих плечах груз жизненных забот, но (вглядитесь-ка повнимательнее!) — свет жизни в их глазах. Тебе же только семнадцать с небольшим — и кислая физиономия! Маленькое жизненное испытание — и ты уже сник, расстроился… Не совестно?

Так говорил я себе — и, наверно, не без пользы… Расправил плечи, поднял выше голову, и вроде бы даже дышать стало легче. Сердце, видимо, сильно сжимается, когда долго давят на него мрачные мысли. А разве они помощники любому делу? Лишь угнетают волю!

Есть у меня работа, есть у меня бригада, доброжелательно принявшая в свой коллектив… А чего нет? Ночлега нет, и денег в обрез. Всего-то? Деньги мне Арслан предлагал: возьми, дескать, до зарплаты четвертной. Я постеснялся, но ведь могу взять, правда? Это же товарищеская взаимовыручка. Получу — тут же верну и уже дальше буду строго жить на свой заработок, рассчитаю, чтоб хватало… А ночевать, помнится, Ыхлас к себе в общежитие звал. Ночь-другую пробуду у него и что-нибудь, возможно, подыщу себе, сниму угол у какой-нибудь старушки.

Рассуждая таким образом сам с собой, я, скорее всего, стал размахивать руками, потому что шедшие по противоположному тротуару девушки, обернувшись на меня, громко, весело рассмеялись — моя рука действительно была в воздухе на уровне плеча… Размахался! Со мной, признаться, такое бывает. И хотя смутился я, но звонкий смех девушек был приятен, показалось даже, что на окнах домов еще ярче заиграли солнечные блики.

Вспомнил я про Ягшылык, мгновенно представив ее вот на такой шумной ашхабадской улице… Ты идешь с работы, а из-за угла, вон от того гастронома, она!..

И все тогда будут смотреть: что за парень, что за красивая девушка?.. Почему они остановились посреди улицы и не спускают глаз друг с друга?..

Что-что, а воображение у меня хоть куда!

Однако снова поймал я чей-то недоуменно-насмешливый взгляд и понял: то ли в своих мечтах расплылся в улыбке, такой, что во все лицо шире щек она, то ли опять жестикулирую… Ну ничего — увидели чудака и забыли!

От Ягшылык же мысли побежали к друзьям: что у них, где они, к какой пристани прибились? В школе нас было трое закадычных — Акмухамме́д, Ора́з и я. Все из Халача подались в институты. В разные. Акмухаммед уехал в Ташкентский институт физкультуры. Его коронный номер — брать планку на высоте метр восемьдесят пять. И не раз, мы сами видели, чисто брал ее. Из аула возили его даже на всесоюзные юношеские соревнования, но там у него что-то не получилось. Объяснял потом нам, что разволновался, незнакомая обстановка, дескать, угнетала. И вот укатил в Ташкент, там должен себя показать… А Ораз, в отличие от нас обоих, был помешан на физике и особенно математике. Хлебом его не корми — дай позамысловатее задачку! Будет грызть ее, пока не разгрызет. Ходит, а глаза устремлены внутрь себя; это значит, что предельно сосредоточен и прикидывает всевозможные варианты решения… Отправился он далеко — в город Рязань, в тамошний Радиотехнический институт.

Что-то у них сейчас? Поступили, нет ли?

Захваченный своими думами, я поначалу прошел было мимо этой вывески, но чем-то все же она царапнула мое сознание — тут же вернулся, подошел к дверям большого здания. А на вывеске значилось: «Спортивное общество „Динамо“.

— Ты у нас тренируешься? — спросила меня в вестибюле женщина-вахтер в строгом черном халате.

— Да нет, это, по-моему, новенький, — сказал стоявший тут же русоволосый парень в красном спортивном костюме. — Угадал?

Я кивнул.

— К нам в „Динамо“ хочешь? Чем заниматься?

— Я… я на стройке работаю.

— А спортом? — не отставал парень.

— В школе занимался.

— Каким видом?

— Понемногу всем…

— Понятно. — И парень обратился к вахтерше: — Пусть он зайдет, посмотрит. Со мной.

„Везет же мне!“ — благодарно взглянул я на парня.

Мы прошли в спортивный зал.

Он был такой большой, что в одной половине его юноши играли в волейбол, в другой — девушки в баскетбол, а посредине на гимнастических снарядах занимались дети — одиннадцати-двенадцатилетнего возраста. В маленьком зале справа проходила тренировка штангистов: глухо ударялись о помост, тяжело ухали их штанги. В другом таком же зале, слева, ловкие, мускулистые ребята бросали друг друга на мягкие маты. Это были борцы, одетые в просторные, перехваченные поясами белые куртки и такие же белые, как у аульных стариков, коротковатые шаровары.

— Самбисты, — пояснил парень.

— Вот борьба… это как раз… — Я с завистью глядел на борцов.

— Записывайся в секцию самбо тогда.

— А можно?

— Пока набор продолжается…

— А что нужно для этого?

— Справка от врача. Это после, а сегодня запишись. И будешь ходить сюда каждый вторник, четверг и по субботам.

Я не верил такому счастью.

Выбираю самбо!

— У меня товарищ есть, Ыхлас звать. Его можно записать?

— Попробуй. Иди в ту дверь, скажешь — Самохин направил…

Как было не вспомнить тут мамины слова: „Мир не без добрых людей, сынок!“

* * *

И в этом лишний раз я смог убедиться на следующий день. (Не считайте, конечно, что только сплошное везение сопутствовало мне в ту неделю, но… что было, то, как говорится, было!)

У Ыхласа в общежитии я появился в восьмом часу